[alana24]

03.10.2013 в 00:25

Пишет  Merlins Team:

Тема № 3. Приключения. Перевод "На круги своя"
Название: На круги своя
Ссылка на оригинал: Into his own
Разрешение на перевод: получено
Переводчик: Аламарана
Бета: Star Ice
Гамма: Merlin`s Team
Оформление: ДавыдоФФ
Пейринг: Артур\Мерлин
Рейтинг: R
Размер: 7635 слов
Жанр: канон, романс, приключения, немного ангста
Предупреждение: смерть второстепенного персонажа, чуточка уместного (!) гета.
Саммари: Артур узнает, что Мерлин маг, и слуге приходится покинуть Камелот. Проходят годы, Утер умирает, но прежде, чем вернуться к своему королю, Мерлину нужно понять, кто он на самом деле.
Тема №3. Приключения

Когда Гаюс уронил первый горшок, Мерлин не обратил на это внимания.

В конце концов, это был просто пустой горшок.

Через два месяца после победы над Нимуэ он впервые подменил Гаюса на ежедневном обходе пациентов.

Казалось вполне логичным, что именно Мерлин, будучи более молодым и крепким, носился по замку, а пожилой Гаюс проводил время за более важными делами: занимался исследованиями, готовил целебные настойки и эликсиры, от которых зависело здоровье всего королевского двора.

Когда Мерлин вернулся домой тем вечером, то был настолько вымотан от совмещения обязанностей личного слуги Его Высочества и камелотского лекаря, что проспал всю ночь как убитый.

Через три недели Мерлин с очень большим трудом мог вспомнить, чем же он занимался в свободное время до того, как взял на себя обязанность выполнять обходы придворного лекаря.

Гвен даже договорилась о личной аудиенции у Артура, чтобы выразить опасения по поводу загруженности Мерлина. Однако принц только хмыкнул в ответ: Мерлин настаивал, что это было меньшее, чем он мог отплатить человеку, который так много для него сделал. Гаюс стал слегка прихрамывать, и Мерлин ненавидел представлять, как старик преодолевает длинные камелотские лестницы.

- Смотри, чтобы все это не мешало тебе выполнять основные обязанности, - сказал Артур, но в его голосе звучало понимание: теперь одним из подопечных Мерлина был сам король.

Он страдал приступами резкой боли в колене после того, как пронес на руках через ползамка умирающего сына .

Казни не прекращались.

Мерлин считал большой удачей, что новые заботы, какими бы тяжелыми они ни были, не оставляли ему времени для созерцания очередного обезглавленного колдуна или корчащейся в агонии ведьмы.

Мерлин нахмурился, быстро уничтожая скудный обед из черствого хлеба и сыра. Ему удалось стянуть снедь с кухни утром, когда он пробирался по пустым коридорам замка, пытаясь избежать очередного публичного спектакля.

Он не мог вспомнить, чтобы Гаюс ел при нем в последнее время.

Через пять месяцев после битвы с Нимуэ он стал готовить вместо Гаюса самые простые настойки, мази и эликсиры.

Не то чтобы это было особенно необходимо, убеждал себя Мерлин. Просто Гаюс разбил порядочное количество горшков за последнее время, и Мерлин уже порядком устал их восстанавливать.

Зевнув, Мерлин моргнул и заставил себя широко открыть глаза, чтобы сконцентрироваться. Зелье было почти готово, и Леди Элеонора ожидала получить его утром, чтобы избавиться от боли, которая, как она утверждала, была столь невыносимой, что не позволяла ей делать... что-то такое, что делают Леди. Мерлина это особо не волновало. Он и так знал, какое зелье нужно.

Это был его собственный рецепт, к которому он пришел постепенно, шаг за шагом отходя от первоначального состава из записей Гаюса. Лекарь тщательно вел истории всех пациентов: записывал лекарства, которые они принимали, их дозы и результаты, которых удалось достигнуть.

Теперь Леди Элеонора пила простую смесь безвредных трав с сиропом, составляющим основу для обезболивающего зелья, и Мерлин хранил этот флакон отдельно от тех, что были приготовлены для раненых и испытывающих сильную боль.

Мерлин мог бы не заниматься делами Гаюса, но ему не хватало духа это сделать. Каждую ночь он слышал, как лекарь ворочается на узкой кровати. Усталость притупила обычно острый ум Гаюса, и Мерлин больше не доверял ему принимать решения в сложных врачебных вопросах.

Он никогда не мог толком соврать королю, когда требовалось прикрыть Артура, но Мерлин не мог позволить, чтобы Гаюса отстранили от должности придворного лекаря только за то, что ночи старика были наполнены беспокойным сном.

И ложь Мерлина была убедительна как никогда.

- Как себя чувствует Гаюс? Я довольно давно его не видел.

- Он передает поклон, Ваше Величество, - Мерлин ответил Утеру с той самой улыбкой, которую приобрел, постоянно находясь наедине с мужчиной, которого глубоко ненавидел и, тем не менее, вынужден был лечить.

Прошло одиннадцать месяцев после того, как Артура укусил Зверь Рыкающий и принц чудом миновал гибели, но колено короля все еще не полностью восстановилось. Мерлин подозревал, что проблема была с сухожилием, которое нельзя было исцелить простой мазью, и все же покорно приносил королю заказанный крем, пахнущий мятой.

В конце концов, кто он такой, чтобы спорить с королем?

- Возможно, завтра я нанесу ему визит и потребую объяснить, почему он присылает ко мне мальчика на побегушках вместо того, чтобы прийти самому.

Мерлин отвесил легкий полупоклон - этому его научила Гвен после первой встречи с королем по поводу здоровья, на которую он пришел в состоянии, близком к панике. Не то чтобы Мерлину было необходимо продемонстрировать свое почтение человеку, уничтожившему сотни колдунов во имя мести, защиты королевства от их злобных помыслов и черт знает чего еще. Но ради Гаюса маг научился не злить Утера.

- Он будет рад вашему визиту, мой лорд, - Мерлин не стал обращать внимание на откровенную лживость королевской ремарки. Утер никогда не переступит порог дома лекаря, не тогда, когда требовалось поддерживать миф о превосходном здоровье перед людьми Камелота.

Король, у которого не хватает сил подняться по лестнице, был слабым королем.

Странно, что человек, казнивший бы Мерлина в мгновение ока, сохранял достоинство и корону благодаря именно его молчанию.

Через год после победы над Нимуэ на Острове Блаженных Мерлин уставился на Гаюса в немом ужасе.

- Нет. Я не буду.

Он стремглав выбежал из комнат Гаюса, и его немедленно стошнило в коридоре.

Не то чтобы кто-то это заметил: на помосте ожидала казни очередная ведьма.

- Мерлин, я больше никого не могу об этом попросить.

- Нет. Я не буду этого делать. Ты не можешь просить меня об этом. - Мерлин никогда не считал себя трусом, но его дрожащий голос говорил об обратном, и он побежал прочь, прочь от своей слабости, от комнат Гаюса и его немыслимой просьбы.

Первый раз за весь год Мерлин провел с Артуром целый день.

А потом он вернулся и наблюдал, как Гаюс смотрит в пустоту ничего не выражающим взглядом, словно потерявшись в собственной комнате, и не мог решить, что хуже: что Гаюс прав или что он зол на него из-за невозможности проводить больше времени с принцем.

Ни то, ни другое не способствовало сну ночью.

На столе лежал изысканно украшенный кинжал, узоры на рукояти вились и переплетались, словно плющ. Он пришел из прошлого Гаюса, из эпохи обрядов и ритуалов, и пах временем, кровью и древней магией.

Мерлин просто смотрел на кинжал, не решаясь даже поменять позу из страха сделать жест, который означал бы согласие.

- Я не буду этого делать, Гаюс.

В ту ночь взгляд его старого наставника был ясен и чист, хотя седые волосы уже давно потускнели и свалялись. Мерлин не был уверен, почему: из-за недостатка заботы... или из-за чего-то другого. Гаюс чуть пододвинул к нему кинжал, и Мерлин содрогнулся - пальцы лекаря прошли сквозь металл, и только через какое-то время материализовались настолько, чтобы толкнуть клинок.

Мерлин не смог сдержать сдавленного всхлипа.

- Ты единственный, кто на это способен.

На этот раз Мерлин убежал к себе в комнату и захлопнул за собой дверь.

Он ненавидел магию.

Он ненавидел мать за то, что она дала ему магию.

Он ненавидел Древнюю Религию и Великого Дракона за интриги.

Он ненавидел Камелот за глупые законы и короля, который их издавал. Он ненавидел Гаюса и ненавидел магию.

Он ненавидел свою магию.

Он ненавидел принца за то, что тот заставлял Мерлина скучать по нему. Он ненавидел вину и ложь, но больше всего он ненавидел магию.

Ненавидел, но не совсем.

И это было так больно, что останавливалось сердце, и рыдания, раздиравшие грудь, не приносили облегчения.

- Гаюс, ты уверен? - голос Мерлина был тверд, но решимость и уверенность таяли, превращаясь в отчаяние.

Он поймал Гаюса в один из его хороших дней, когда жизнь казалась скорее настоящей, чем нет, хотя чем было это “нет”, Мерлин не знал, и не смог найти ни одного упоминания об этом в своей магической книге.

Именно это “нет” так беспокоило их обоих.

- Да, - просто ответил Гаюс.

Мерлин какое-то время пристально изучал лицо наставника, но слез не было. Ни у одного из них. Просто Гаюс нуждался в нем, и уже очень давно.

- Сколько тебе нужно времени для...?

Мерлин не уточнил, для чего именно, но Гаюс понял.

- Я уже давно готов.

Кивнув, Мерлин проигнорировал ощущение, словно распадается на части:

- Мне нужен один день.

Этот день Мерлин провел с Артуром, который был настолько вредным и глупым, что Мерлин не мог прекратить улыбаться.

- Гаюс... - голос рассыпался миллионами осколков, падающих, словно слезы, на синюю мантию - любимую одежду Гаюса.

Она была на нем в тот самый день, в день битвы, но время не оставило на ней следов - за минувший год постоянной носки мантия не истрепалась и не потускнела.

Так же, как и ее владелец, который больше не знал ни жажды, ни голода.

- Ну, ну, - Гаюс коснулся лица Мерлина, и у того возникло чудовищное ощущение, словно пальцы лекаря проходят сквозь кожу. - Я ведь действительно умер в тот день, просто время еще не совсем отпустило меня.

«Нарушение равновесия, - думал Мерлин. - Не жизни и смерти, о нет, но самой судьбы».

Вселенная была в ярости из-за того, что Гаюс ускользнул от пут древней магии, исказив саму материю сущего, и баланс требовалось восстановить.

- Я люблю тебя, - Мерлин улыбнулся сквозь слезы, которые был не в силах остановить, и он имел в виду каждое слово, прощаясь с человеком, относившимся к нему, как к собственному сыну.

- Мой мальчик, - попытался произнести Гаюс, в то время как тот, другой, рвался на свободу, но Мерлин услышал его слова ясно, словно гимн.

Собравшись с духом, так как Гаюс настаивал, чтобы все случилось, пока он оставался самим собой, Мерлин уверенно и спокойно начал произносить слова заклинания, изучение которого заняло так много времени тогда, с грифоном. Кинжал засверкал синим пламенем, напитавшись магией - его магией, которая, как надеялся Мерлин, была достаточно сильна, чтобы вернуть утраченное на Острове Благословенных.

Мерлин не был уверен, что переживет еще одну ночь, подобную этой, если ничего не получится.

Он высоко поднял кинжал, и взгляд Гаюса прояснился, наполнившись осознанием и триумфом. Это настолько напомнило его прежнего наставника, что рука Мерлина замерла, как и сердце.

- Спасибо тебе.

Мерлин стиснул челюсти и склонил голову, выражая почтение не только своему наставнику и отцу, но и старшему магу.

А потом резко опустил клинок, полыхнувший синим.

Крови не было.

Но Мерлин все равно разрыдался.

- Что за…

Мерлин с трудом поднял голову: перед глазами все плыло, веки горели от слез. Он не мог понять, что его разбудило, и на одно ужасающее мгновение показалось, что все было напрасно, и Гаюс все еще был… не мертв.

Но нет, тело уже остыло, и Мерлин изо всех сил старался не смотреть на резную рукоять кинжала, торчащую из грудной клетки. Нужно было сделать кое-что, он планировал принять меры, чтобы все выглядело… как раньше.

Мерлин поднялся, но ноги не держали его, а спина взорвалась болью от ночи, проведенной на стуле, пододвинутом к кровати настолько близко, насколько было возможно.

- Мерлин! Что случилось? Кто это сделал?

Кто-то схватил его за плечо - кто-то, у кого на пальце было кольцо Пендрагонов, но мысли Мерлина замерли, застыли, как и язык, в голове царила пустота. Несмотря на всю сложную паутину лжи, которую он тщательно возводил целый год для того, чтобы защитить Гаюса, сейчас Мерлин мог думать только об истине.

- Скажи мне, кто… Мерлин? Кто это был? - Артур не умолкал, требуя ответов, его ладони впивались в плечи. Наверное, нужно было что-то сказать, объясниться, но Мерлин совершенно не был уверен, что сорвется ли с губ: “остановись”, или “это был я”.

Впрочем, все это не имело никакого значения, потому что Артур замер, а Мерлин в который раз задался вопросом, не передал ли он мысль по воздуху.

- Скажи мне, что это был не ты.

Мерлин не мог.

Артур отпрянул, выглядя потрясенным и потерянным, и Мерлин подумал, что это правильно, потому что сам он чувствовал себя именно так.

И услышал, как Артур, слегка замешкавшись, отдавал приказ:

- Мерлин из Эалдора, ты арестован за нарушение законов Камелота.

Прошли минуты, потом часы.

Время приносило оцепенение, но Мерлину никогда в жизни не было так холодно.

Дверь тюремной камеры открылась и закрылась, и в темной тишине подземелья скрип прозвучал так пронзительно, что Мерлин ощутил почти физическую боль.

Он удивился, увидев ворвавшуюся Моргану: в летящем платье, растрепанную, со следами слез на лице.

Мерлин забыл, как говорить, когда она села рядом, обняла его и поцеловала в лоб./:

- Храбрее и преданнее, чем любой рыцарь…

Мерлин был удивлен и озадачен.

Не похоже, что Прорицательница имела в виду Гаюса.

- Ты должен бежать. Дверь в оружейную не заперта, ворота открыты.

Обернувшись на звук голоса, Мерлин настороженно прижался к стене, и свет факелов обрисовал фигуру Артура. Его не сопровождали стражники и, кажется, не было никакого подвоха, никакого тайного плана по его хитроумной поимке во время побега. Но несмотря на то, что он верил Артуру, он не питал ни капли доверия к королю.

- Мой отец…- Артур нервным жестом взлохматил волосы рукой, в которой не было судорожно сжатого свитка. Мерлин был в равной степени зачарован и обеспокоен этим явным проявлением тревоги. - Он не в себе. Несмотря на слова Гаюса, он намерен казнить тебя на рассвете за сокрытие его “колдовской одержимости”.

Да, Гаюс действительно был готов, осознал Мерлин, и уже очень долгое время.

- Иногда мне хотелось бы…- Артур опять оборвал себя, но Мерлин знал, что его слова, будь они сказаны, были бы преступлением против короны. Стены тюремной камеры отступили, и теперь он чувствовал только горе и гнев принца, так сильно повзрослевшего с момента встречи уличного задиры и наглого крестьянина.

Следующие слова Артур произнес очень тихо, но Мерлин все равно услышал их – шепот обжег ухо, и его прижали к стене так сильно, что из легких вышибло воздух.

- Ты сильнее меня.

Поцелуй не был нежным: он был полон дикой ярости, терзавшей принца. В нем сплелись неконтролируемое отчаяние, и вина, и мучительный гнев, и утраченная невинность, которую нельзя было вернуть.

Мерлин не знал, на какой стороне медали это было начертано, но потом понял, что это не имело значения. Поцелуй принадлежал обеим.

Мерлин бежал сквозь тени, сжимая в руках небольшой кошель, который Артур сунул ему на прощание. Каждая тень от факела скрывала опасность, каждый вздох ветра таил угрозу, но как ни странно, путь был свободен - Мерлин не встретил ни рыцаря, ни слугу, ни знатного торговца, ни простолюдина.

Пару дней назад он бы подумал, что на костре сжигают очередную ведьму, но сейчас Мерлин знал, что это неправда.

Просто на рассвете собирались казнить убийцу.

Ворота были открыты, как и обещал Артур, и Мерлин вывалился в безмолвную тьму за пределами замка. Он не ожидал увидеть лошадь, привязанную у ворот, но она была там, и кто-то положил в походные сумки еду для предстоящего путешествия.

А еще там был меч, и на его рукояти реяла желтая лента.

Желтый был любимым цветом Гвеневры.

Безумная скачка перенесла Мерлина через поле и через ручей – лошадь шла бешеным галопом, почуяв тревогу хозяина. К счастью, Мерлин усвоил достаточно из охотничьих вылазок Артура, чтобы не забыть произнести несложное заклинание, которое скроет его следы.

Достигнув северной границы Камелота, Мерлин, наконец, вспомнил о мешочке, что ему дал Артур. Спешившись, чтобы дать лошади попастись и напиться, он присел в тени старого дуба и высыпал содержимое себе на ладонь.

Внутри оказалось несколько золотых монет и кольцо с печатью, принадлежащее Артуру.

Он выторговал себе место на корабле Саксов, который отплывал на восток. Любая задержка ставила под угрозу жизни его друзей и матери. В пределах Альбиона он не будет в безопасности, пока жив Утер, а Мерлин поклялся, что будет защищать близких с той же преданностью, с которой защищал Гаюса.

Его судьбе придется подождать. Мерлин возносил молитвы всем известным богам, прося защитить Артура, пока он не сможет выполнить свое предназначение. Свободное от размышлений время он использовал, чтобы с помощью магии поддерживать корабль на плаву. Ночи выматывали его. Казалось, море вознамерилось свести мага в могилу и сделало настолько больным, что Мерлин думал - однажды его стошнит своими внутренними органами.

Когда они достигли земли, он упал на скалистый берег и поклялся, что никогда в жизни больше не взойдет на корабль.

Конечно, это была очередная ложь, и он знал об этом.

Тем не менее, Мерлин твердо решил научиться управлять стихией перед следующим путешествием.

Мерлину снился Гаюс.

В одних снах он проклинал Мерлина, в других прощал, в оставшихся настаивал, что прощать было нечего.

Все сны заканчивались тем, что Мерлин вонзал ему в сердце кинжал, объятый синим пламенем.

Как позже выяснил Мерлин, слова и языки для магии значили очень мало. Точнее, для понимания магии. Заклинания требовали концентрации на отдельных словах, звуках и интонациях, но чтобы ощутить магию, глубоко ушедшую корнями в землю и в небеса, вообще не требовалось слов.

Поэтому он и оказался в лачуге, пропахшей олениной и китовым маслом, держащимся за руки с женщиной, которая видела столько зим, что даже ее улыбка терялась в морщинах. Он не понимал ни слова из того, что та говорила, но ему был знаком язык исписанных рунами костей, которые она разложила перед ним.

Прошлое, настоящее, будущее.

С ним говорила сама магия. Она дремала внутри уже давно, и жгучее чувство казалось настолько привычным, что Мерлин удивлялся, как же не осознавал этого раньше. Это было одновременно похоже и не похоже на то, что он испытал на Острове Блаженных, но та магия была так осквернена Нимуэ, жаждой мести и горем, что стала чем-то иным. Чем-то темным, мертвым.

Темнота пугала его.

Поэтому Мерлин слушал.

Через десять месяцев после побега Мерлину приснился кто-то помимо Гаюса.

Проснувшись, он запаниковал и почти набросился на шаманку, требуя ответов и уверений, что он не соскользнул в мир духов во время сна и не вступил в диалог с мертвецами.

Конечно же, она не поняла ни слова. И вместе с тем поняла все.

Постучав по его кольцу пальцем, она многозначительно улыбнулась и указала на дерево, приготовленное для костра.

Ее уверенный взгляд развеял все сомнения.

Весной, после того, как он пережил одну из самых худших (и самых темных) зим в своей жизни (которая, видимо, была достаточно мягкой для этих мест, судя по равнодушию шаманки), Мерлином овладело беспокойство. Древняя магия звала его в путь.

Каким-то образом шаманка догадалась. Одним особенно ясным утром, когда Мерлин вернулся с родниковой водой для завтрака, он увидел приготовленный для него походный узел. Рядом лежал рябиновый посох, слишком большой для шаманки, и по всей его длине вились замысловатые руны.

Мерлин понятия не имел, что они означали, но чувствовал, что они значили. Он ощущал силу и мощь, и, наблюдая, как руны извиваются и переплетаются на фоне светлого дерева, задавался вопросом, не изготовлен ли посох после рун.

Этот посох совсем не походил на те, что он видел у Ши. Он был связан с землей и с небом, объят огнем и свободен, как родниковая вода, омывавшая его руки.

Посох идеально подходил Мерлину, но он провел с шаманкой месяцы, и ни разу не видел, чтобы она работала над ним. И совершенно не представлял, как она, с ее истерзанными временем руками, умудрилась столь искусно вырезать дракона, который собственнически обвил верхушку посоха.

Заметив замешательство мага, она только усмехнулась и, взяв его за руку, прижала ладонь к сердцу.

Ровные удары пульсировали рядом с кольцом Артура

Он пошел на юг, не в силах вообразить еще одну зиму, когда ему пришлось бы отскребать со дна ведра примерзшую мочу, чтобы опустошить его, потому что даже магия не справляется с холодом.

В первый раз, когда Мерлин использовал посох - сознательно использовал его - он спас забавного маленького гнома от камнепада.

Во второй раз, когда Мерлин использовал посох, он убил забавного маленького гнома, который пытался украсть его кольцо.

Мерлин пересекал долину, когда его накрыло, хотя позже он так и не смог объяснить, почему именно там и именно тогда. Деревья не были похожи на деревья Альбиона, и люди, встречавшиеся ему на пути, не имели ничего общего с людьми Альбиона, а еда не содержала ни одного ингредиента, который можно было бы найти в Альбионе. Даже у воды был другой вкус.

И, тем не менее, его словно ударили в грудь булавой и, когда Мерлин взвыл вместе с ветром, единственным, кто мог его услышать, был он сам.

Он был один.

Друзья, мать, люди, которые говорили с ним на одном языке, Артур - он всех оставил позади. Сбежал. Нет, не сбежал, он был изгнан за убийство наставника, который толком даже не жил, Мерлин пронзил его сердце заколдованным кинжалом и был не в силах забыть ни то, что видел, ни то, что чувствовал тогда. Мерлин думал, что смирился с тем, что сделал, но теперь, когда горе, гнев и вина душили его, понял, как невероятно, чудовищно ошибался.

Все это взорвалось в нем нечеловеческим воплем. Он кричал, пока не охрип, а потом шептал, пока не отказал голос.

Все, все, кого он любил, исчезли.

Руки тряслись, и магия подхватила крик, полный боли, когда голос оставил его. Она ревела и бесновалась вокруг, выстреливая огненными искрами с каждым вдохом, с каждой мыслью о ненависти и гневе, с каждой слезой, пока Мерлин больше не смог различить, где кончается он сам и начинается золотой вихрь, горевший внутри, и неистовый ураган, взрывающийся громом и с грохотом обрушивающийся на кипящую землю.

Очнувшись, он с трепетом окинул взглядом разрушенную долину и испытал такое чувство стыда и ужаса, что прошло несколько мгновений, прежде чем он смог вздохнуть.

Он не был монстром. Так сказал Гаюс.

Он не мог им быть, если Артур - его предназначение.

“Ты идиот”, - услышал он голос Артура, и в кои-то веки Мерлин был с ним согласен.

Он коснулся руками почвы и тихо попросил прощения.

Прижав обе ладони к земле, Мерлин обратился к магии, дремлющей под оболочкой всего на свете. И она действительно оказалась там, под его пальцами тек поток спутанных нитей, из которых Мерлин выбирал нужные, и магия танцевала и извивалась под его руками, ленивая, солнечная.

Он понятия не имел, что творил, но знал, что так нужно.

Мерлин с улыбкой посмотрел на истерзанную долину, зарылся пальцами в землю и исцелил.

Он лежал на лужайке, покрывшейся цветами, в тени высоких деревьев, и тонул в странном ощущении гордого любования результатами того, что сделала его магия.

Того, что он создал.

Он слышал все: каждый лист и каждую ветку, каждую травинку и каждый бутон, каждую птицу, вившую гнездо, и каждую испуганную лань.

И Мерлин засмеялся, впервые за два года, прошедшие с того момента, как покинул Камелот.

Поскольку его слова были непонятны людям, которых он встречал, Мерлин просто прекратил их использовать. В этом не было нужды.

Его магия говорила на всех языках.

Мерлин узнал, что не все драконы истреблены - просто Утер был достаточно глуп, чтобы в это поверить. Как и в то, что он - великий король.

Мерлин все еще его ненавидел, но ненависть быстро сменялась жалостью.

Было трудно ненавидеть кого-то, кто значил так мало.

Ветер шептал о надвигавшемся урагане, и Мерлин послал предупреждение об опасности каравану, за которым следовал.

Они едва успели укрыться, прежде чем вихрь настиг их, суровый ветер носился по лагерю и завывал, как дюжина гончих. Веревки стонали от напряжения, но укрытия выстояли и защитили путников от холода и ветра.

Мерлин стоял снаружи: ни дождь, ни ветер не пугали его. Он ощущал привкус крови и Альбиона - началась еще одна война, и Мерлин думал, какие королевства вовлечены в смуту на этот раз.

Камелот, прошептали деревья.

Уже не в первый раз Мерлин пожелал смерти королю. Утер загонит в могилу собственного сына прежде, чем тот взойдет на трон.

Вздохнув, Мерлин оттолкнул ураган прочь, но сперва позволил себе вдохнуть запах Артура.

Девочка из каравана, с волосами цвета земли и согревавшей сердце улыбкой, подарила Мерлину куколку из хвороста, голову которой венчала корона из листьев. Озадаченный, Мерлин вопросительно смотрел на девочку, вертя куколку в руках. Он ощущал наполнявшую ветки магию, но не мог понять, что она означает. Эта магия отличалась от всего, с чем он сталкивался раньше, она была странной и необычной, такой же, как сами члены каравана.

Девочка мастерски сплюнула на землю. Это повергло его в шок - Мерлин не мог припомнить, чтобы когда-то видел, как плюется женщина, а уж тем более маленькая девочка, похожая на ангела. Но она только рассмеялась над ним и показала на женщину, которая, как предполагал Мерлин, была ее матерью, с такими же темными волосами и мягкой улыбкой.

Видимо, куклу сделала женщина, и она же обернула ее магией.

Она взяла ветку, зажгла ее от общего костра и протянула Мерлину, кивая на маленькую куколку.

Мерлин понял.

Он часто задавался вопросом, считает ли Артур его трусом за то, что он не убил Утера.

Еще чаще он думал о том, наступит ли день, когда остальные маги простят его.

Мерлин оставил куколку себе, как напоминание о том, кем он мог бы стать.

Женщина неторопливо рисовала линии на его ладони, вычерчивая их от запястья до основания пальцев, упираясь в ободок кольца с печатью. Это что-то значило для нее, и мягкая улыбка была полна грусти.

Ее звали Вивиан, и Мерлин прогонял ее печаль поцелуями.

Первый кристалл, до которого он дотронулся, треснул, и човихано что-то недовольно забормотал себе под нос, кинув в Мерлина солью - в тот миг он так напомнил Мерлину Гаюса, что у него болезненно заныло сердце. По какой-то причине это невероятно развеселило Лайлу, и та рассыпалась в звонких девчачьих смешках, как могли смеяться только дети.

Он помнил, как сам смеялся так, вместе с Уиллом.

С Артуром тоже так получалось, иногда.

Он столкнулся с разными монстрами, путешествуя с караваном, но ни один из них не казался настолько опасным, как чудовища, атаковавшие Камелот.

Кроме разве что тех существ, что были сотканы из тьмы и тумана и пили кровь своих жертв. Они перебили больше половины каравана, прежде чем човихано смог создать укрытие для путников, а Мерлин воздел посох к небу, призвав солнечный свет.

Позже они вонзили колья из ясеня в сердце каждому умершему, чтобы уберечь своих любимых от возвращения к жизни в форме этих ужасных существ.

Мерлин скорбел по погибшим вместе с теми, кто остался жив.

Однажды утром, когда Мерлин направился к своему вещевому мешку, чтобы достать теплые рукавицы, подаренные шаманкой севера много зим назад, он увидел, что куколка из хвороста рассыпалась. Лиственная корона, сохранявшая летнюю зелень в течение невозможно долгого периода времени, выцвела и рассыпалась в пыль.

Хмурясь, скорее от непонимания, чем от гнева, Мерлин вышел на холод, проигнорировав проклятья Вивиан, шокированной, когда в шатер забрался ледяной ветер. Ощущение беспокойства вернулось, его ноги покалывало от нетерпения отправиться в путь - это было довольно странно, учитывая, что он путешествовал с караваном и они редко задерживались в одном месте надолго. Но магия продолжала звать его, пока Мерлин не уверился, что даже борода указывает в нужном волшебству направлении. Он понятия не имел, где находится, и как далеко от Альбиона его занесло.

Но знал, что должен идти домой.

Король умер, шептали деревья, и Мерлин не мог не улыбнуться, чувствуя, как магия всего мира изгибается в танце.

- Эмрис, - сказала Вивиан, когда он вернулся. Именно так она назвала его, когда увидела впервые, и Мерлин никогда не поправлял ее. Наверное, он и вправду был Эмрисом, теперь, когда столько всего изменилось с тех пор, как он покинул Камелот. Вивиан говорила что-то еще, а Мерлин пробыл с караваном достаточно долго, чтобы научиться понимать как магию, так и слова.

- Наши пути расходятся, - сказала она, а может, сказала что-то похожее, Мерлин не знал точно. В любом случае, он лучше понимал ее саму, чем произнесенные ею слова.

И хотя лицо Вивиан блестело от слез, оба знали, что этот день настанет, хотя Мерлин никогда не рассказывал о том, что оставил позади. На самом деле он вообще не мог припомнить, чтобы хоть что-то говорил после того, как закричал в долине, но это было многие годы назад.

Он смолчал и сейчас - только стянул с нее одеяло с помощью магии и опрокинул на соломенную постель.

Вещевой мешок заметно потяжелел с того момента, как он оставил северную страну, или, по крайней мере, потяжелело его содержимое - Мерлин заколдовал мешок таким образом, чтобы тот оставался легким и вмещал намного больше, чем положено. В дополнении к плащу и ботинкам из оленьих шкур, теплым рукавицам и шапке Мерлин приобрел одеяния из разных стран, а также волшебные предметы и травы, которым бы позавидовал даже Гаюс.

Набор колокольчиков достался ему от човихано, четки и талисманы на удачу - от семьи путешественников, приютившей его в свое время, а книга заклинаний - правда, в основном там были проклятья, но также попадались исключительно полезные чары, позволяющие затеряться в толпе - была составлена Лайлой на языке, который он не узнавал, но мог читать магию так же легко, как читал костяные руны севера.

От Вивиан он получил прозрачный хрустальный шар и локон светлых волос.

Деревья говорили, что король Артур отправился в поход.

Мерлин понятия не имел, что это значит.

Он только надеялся, что монстры тут ни при чем.

Без компаньонов путешествовать было скучновато, и Мерлин теперь немного понимал Артура, постоянно вытаскивавшего слугу на свои охотничьи вылазки. Немного. Он знал, что этот придурок специально приказывал Мерлину идти с ним, просто чтобы продемонстрировать, что он мог это сделать.

Мерлин слушал, как сплетничают между собой птицы и как медведи недовольно ворчат на плотины, возведенные трудолюбивыми бобрами. Он миновал лес столь зловещий, что по коже бежали мурашки: хищные растения обвивались вокруг стволов, подстерегая новую жертву, а кролики с красными глазами и острыми зубами следовали за ним по пятам. Самым пустым и одиноким местом были горы - только непрерывные размышления, тепло рунического посоха в руке и шепот ветра помогали сохранять рассудок.

Мерлин быстро устал передвигаться пешком и буравил недовольным взглядом каждый подъем, который хотя бы отдаленно походил на холм, не говоря уже о горе. Один раз он даже остановил реку, не желая тратить время на поиск брода; вода расступилась, и он перешел на другую сторону по илистому дну.

- Ты идиот, - прозвучало в голове, и Мерлин понял, что действительно вел себя глупо. Прижав к губам большой и указательный пальцы, Мерлин громко присвистнул, приправив свист магией.

Из-за холма возник гнедой жеребец, и Мерлин улыбнулся.

Ехать на лошади без седла было непривычно, но Мерлин не жаловался: с Горацием он двигался куда быстрее, чем без него. Они вышли к берегу моря, но поскольку магия тянула его на запад, Мерлин пока не собирался отправляться в плавание. Его вел зов, требовательный и неотвратимый, хотя почему он вел его именно туда, Мерлин понятия не имел. Казалось, чем дальше они забредали, тем сильнее и громче становился зов, пока не заглушил все остальное, перекликаясь со стуком копыт.

Он ненавидел троллей больше, чем каких-либо других волшебных созданий.

Особенно тех, кто зря тратил его время, разоряясь длинными угрозами о том, как они переломают ему все кости и сварят на обед.

Через некоторое время Мерлин понял, что ошибался. Сирен он ненавидел больше, чем троллей.

Деревья сообщили, что поход Артура закончился и разочарованный король вернулся в Камелот.

Поскольку Мерлина не было рядом, чтобы заключать нелепые сделки с хитроумными, злобными ведьмами, он считал, что “разочарованный” лучше, чем “мертвый”.

Он моргнул, ощутив перемену, такую незаметную, что, несмотря на требовательный зов магии, едва не проехал мимо.

Мерлин не знал, сколько времени прошло и куда его завело путешествие - возможно, он вообще был на краю света.

Но тянущее чувство изменилось.

На север.

Мерлин отпустил Горация и купил себе место на корабле, направлявшемся на север, за одну из тех золотых монет, что дал Артур. Он хранил ее как раз для подобного случая; если это делало его романтиком, что ж, возможно, он и впрямь им был. Мерлин щурился на небо, словно оценивая, посмеют ли белые облака потемнеть и переродиться в шторм. Желание достичь Альбиона было так велико, что он всерьез размышлял, не проще ли перенести корабль по воздуху.

Он не стал бы этого делать. Несмотря на то, что прошло много времени, было несложно вспомнить, какие границы дозволенного не стоило преступать в Камелоте. Мерлин не собирался возвращаться домой с клеймом убийцы и колдуна.

Даже одного проклятого титула было достаточно, чтобы задаться вопросом, зачем он вообще возвращается, но в стоило подумать об этом, как магия вздрогнула так сильно, что Мерлин вцепился в поручень, и кольцо с печатью обожгло ему руку.

Артур.

К худу ли, к добру ли, он возвращался домой.

Мерлин чувствовал, что буквально задыхается, когда они достигли крохотного порта в южном уголке Камелота. Он так долго находился среди людей, открыто практикующих магию, что сознательно скрывать ее - заталкивать глубоко внутрь себя, чтобы рыба не прыгнула ему на колени, когда он был голоден - было невыносимо. Он скучал по своим спутникам, скучал даже по горам и долинам, и ему начало казаться, что, возможно, следовало бы насладиться свободой чуть дольше, прежде чем очертя голову мчаться в Камелот.

Но судьба не собиралась ждать.

Он слышал ее в грохоте волн и криках чаек, реявших над головой; видел, как ее контуры проступают в магии, дремавшей глубоко под землей.

Утер был глупцом, если думал, что магию можно запретить.

Остановившись в единственной таверне поселка, Мерлин попросил кружку эля и устроился в уголке, слушая разговоры посетителей о сражениях, о смерти Утера и новом короле и о том, какое шаткое положение тот занимал. Камелот сотрясали беспорядки - не потому, что люди считали Артура плохим правителем, а потому, что соседние королевства нацелились пролить молодую кровь, пока была возможность.

Вот тебе и мирные времена.

Он встрепенулся, когда в разговоре упомянули королеву.

И подавился элем, услышав имя “Гвеневра”.

Учитывая, как его потрясло упоминание Гвен, невозможно описать чувства Мерлина, охватившие его, когда он узнал, что Артур отменил все законы Утера о запрете магии.

Мерлин восстановил стол, за которым сидел, в мгновение ока.

Он сломал его снова, услышав, что постоянным спутником королевы был сэр Ланселот. Мерлин разрывался между радостью за друга и сочувствием к одиночеству Артура.

Самка сокола вернулась из замка с вырванными из хвоста перьями (хвост Мерлин немедленно вылечил), сжимая в когтях несколько благоухающих соцветий.

Он знал этот цветок.

Ярость вспыхнула в нем мгновенно, стремясь вырваться из-под контроля, и казалось, что потускнело само солнце, пока Мерлин пытался взять себя в руки. Взгляд заволокло пеленой, и он увидел разрушение и агонию, увидел, как содрогнулась земля и взметнулись вверх гигантские чудовища, изрыгавшие огонь, который уничтожал все живое в мгновение ока. Мир духов распахнет двери, горы падут, моря пересохнут и все завертится в безумном водовороте силы, сметающей все на своем пути.

А он будет стоять в стороне, но не как жертва, а как охотник.

Он знал этот цветок.

Отмщение.

Острая боль выдернула его из объятий гнева, в голове прояснилось так быстро, что Мерлин пошатнулся и не смог сдержать усталый смешок. Самка свирепо впилась в руку когтями и клювом, будто желая выяснить, отважится ли он попробовать стряхнуть ее. Резкий крик, раздавшийся сверху, напомнил Мерлину о ее партнере, готовому в любой момент пасть с неба и выцарапать человеку глаза.

Конечно же, они были правы. Разрушенная долина все еще стояла перед его мысленным взором, так же, как и чувство ликования после того, как она вновь засияла зеленью.

Мерлин погладил самку по голове, и она отпустила его с недовольным клекотом, напоминавшем о выговорах матери, которые он так часто получал в детстве.

Он будет счастлив увидеть ее снова.

Воспользовавшись одним из заклинаний Лайлы, чтобы отвлечь внимание, Мерлин проскользнул мимо охранников городских ворот - те даже не поинтересовались, кто он и как его зовут. Он не смог выяснить, была ли все еще назначена награда за его голову, и не собирался испытывать силы и выносливость рыцарей Артура, пусть в нем не осталось почти ничего от невинного парнишки, который в ужасе бежал отсюда много лет назад.

Стены замка все еще помнили его: он услышал их приветственный хор, когда позволил себе мягко провести рукой по каменной кладке.

Почему-то перебежки по темным коридорам теперь давались намного легче, несмотря на то, что на плечах у него сидело по соколу, а складки мантии хлопали при каждом повороте.

Его судьба не медлила, и Мерлин мог поклясться, что слышит рев дракона.

Вспоминая этот эпизод позже, Мерлин признавал, что, возможно, его появление было слишком эпатажным. Гаюс бы как следует его отчитал, улыбаясь той лукавой улыбкой, означавшей, что он целиком и полностью одобрял действия, но не мог признать этого вслух.

Не мог бы, если бы Утер все еще был королем.

Распахнуть тяжелые деревянные двери так, что они оглушительно ударились о стены, было хорошей идеей, потому что все до единого люди в зале ошеломленно замерли, словно Мерлин остановил само время. Даже стражники, казалось, не дышали, когда он стремительно проходил мимо. Соколы взметнулись с плеч и немедленно пропали из виду, нацелившись на свою жертву, но Мерлин не обратил на них внимания. Вместо этого он сконцентрировался на десятках, почти сотнях кубков в комнате, полной длинных столов, помнивших пиры не одного поколения королей.

Кубках, которые гости подняли в воздух, готовясь их опустошить.

Он услышал металлический звон мечей, но это не остановило его.

Высоко подняв посох, Мерлин сосредоточился и послал в стороны крохотные искры магии, которые опрокидывали кубок за кубком, пока он продвигался к центру зала. На этом он не остановился: каждый сосуд с вином или водой взорвался, чтобы никто не смог выпить яд.

Никто - включая членов стола, за которым сидел король.

Артур был так же красив, как помнил Мерлин: корона сияла золотом, а сам он был старше и, возможно, мудрее, и он был королем во всех смыслах этого слова. Королем, каким так и не удалось стать его отцу.

Утер потратил всю жизнь, пытаясь доказать, что он король.

Артур просто был им.

Артур смотрел на него огромными глазами, словно мог заглянуть Мерлину под капюшон, и его озадаченно-шокированное выражение лица так сильно напомнило первый раз, когда Мерлин прервал пир, что маг не мог не улыбнуться.

Зал взорвался криками, превратившись в море хаоса - люди отдавали приказы стражникам и вопили о появлении колдуна, но никто не смел коснуться его. Они просто не могли, как не могли молнии остановить пару соколов, которая атаковала служанку, выкрикивавшую смертоносные заклинания на древнем языке.

Она не прекращала сопротивляться, пока соколы не загнали ее в центр комнаты, прямо к королевскому столу. Мерлин знал - она не сможет устоять перед искушением понаблюдать за результатами своих интриг, как никогда не могла.

Не без доли наслаждения Мерлин опрокинул королевский кубок на ее платье.

Она выбрала себе новую маску, обманувшую всех, даже короля. Но Мерлин помнил ее магию, ее вредоносное влияние и ее покушения на жизнь его наставника и матери.

Она никогда по-настоящему не умирала, так же как Гаюс никогда по-настоящему не оживал.

Мерлин почувствовал, что магия свернулась змеей, моля выпустить ее на свободу, чтобы она могла вырваться и смести все на своем пути, питаясь его гневом и ненавистью.

Искушение было велико.

- Кто ты? - требовательно спросила Нимуэ, кинув огненный шар, который Мерлин, даже не думая об этом, отмел прочь.

В ответ Мерлин обрушил на нее свою магию.

- Стихийный, - сказал ему Гаюс многие годы назад, хотя Мерлин помнил эти слова так, словно они прозвучали вчера. Теперь Мерлин верил ему как никогда, и магия пела, отдаваясь эхом в камне и в воздухе, пока все, что он видел перед собой, не заслонила золотая колонна, бесконечная, как само время. Он смотрел ввысь и вглубь, в спутанные переплетения нитей судьбы и возможностей с магией, землей, огнем, водой и ветром.

Он смотрел, пока среди бесконечного множества нитей не всплыли нужные. И так же, как в разрушенной долине, он исцелил.

Стихийный.

Прошлое, настоящее, будущее, начертанные рунами сверху вниз и наискосок. Столько возможностей, столько путей - он чувствовал, как они наливаются жаром под его ладонью, простые и понятные, хоть он и не знал языка, к которому те принадлежали. Он перевернул их, собрал вместе, спрятал изнанку и вернул обратно в единый поток для рождения нового будущего, новой судьбы.

“Я никакой не монстр”, - подумал Мерлин, соединяя нити, и задумался, в какую картину прошлого-настоящего-будущего сложились бы кости теперь.

Услышав детский плач, Мерлин отозвал магию, несмотря на то, что она желала разлиться нескончаемым потоком над землей и над морем и сплестись с судьбой воедино, словно в любовном объятии.

Он стоял над малышкой Нимуэ, выглядевшей невероятно крошечной в груде тряпья, и думал, достаточно ли этого. Станет ли она после предоставления второго шанса чем-то большим, или прошлое повторится, принеся еще больше горя и страданий.

Руны говорили, что такой исход вполне вероятен.

Мерлин не мог не думать о том, что Гаюс гордился бы им.

Ему приходилось слышать тишину раньше.

Эта тишина была другой: она то и дело прерывалась криками замерзшего младенца, лежавшего на полу.

И все же это была тишина, подобная безветренной ночи в замерзшей северной стране, такая тяжелая, что он мог ощутить, как она давит ему на плечи.

Тем не менее, никто не двигался с места, никто не сделал ни единой попытки его арестовать.

Мерлин подумал, что они просто не посмели бы. В общем-то, и правильно сделали. Он не собирался возвращаться в подземелья, чтобы ждать казни, тем более что у них не было ни единой причины наказывать его.

Даже король замер, но его взгляд был прикован к еще не успевшему остыть посоху Мерлина.

А потом Артур ухмыльнулся во весь рот, и это было так знакомо, что у Мерлина замерло сердце.

- По крайней мере, на этот раз ты не повел себя, как идиот, и не стал пить яд.

Растерянно улыбнувшись, Мерлин посмотрел на руку, сжимавшую посох, и вспомнил о кольце с печатью, выставленном на всеобщее обозрение.

Ну конечно. Он не снимал кольцо с тех пор, как покинул Альбион.

- Вижу, корона стала побольше, но ты все еще задница.

Коллективный вздох потряс комнату, но ухмылка Мерлина по яркости соперничала с артуровской. Слова были забавными на вкус - они щекотали и кололи горло - и звук собственного голоса удивил Мерлина: он оказался намного глубже, чем он помнил.

Наконец-то он слышал слова, которые понимал.

- Мерлин.

Не заботясь о том, уместно это или нет, Мерлин ответил с такой же искренней теплотой:

- Артур.

- Я искал тебя после того, как умер Утер.

Мерлин вытянул ноги, наслаждаясь удобством королевских покоев, которые были лучше, чем все, что он видел - и уж тем более имел возможность опробовать - за последние годы. Немного пафосно, конечно, но вполне достойно короля.

Именно в этот момент Мерлин понял, что Артур отправился в поход, чтобы вернуть его домой.

И он дал единственный ответ, показавшийся подходящим:

- Я слушал, как деревья говорят о тебе.

Артур недоверчиво хмыкнул, но в следующее мгновение, присмотревшись к нему, потрясенно замер:

- Ты это серьезно. В книге ничего не было про говорящие деревья.

- В книге? - Теперь была очередь Мерлина замирать.

Артур что-то рассеянно промычал в знак согласия, выглядя чертовски довольным собой, и растянулся в соседнем кресле.

- Какой-то идиот оставил магическую книгу под полом в своей комнате. Есть вероятность, что я просмотрел ее на досуге.

Артур слегка толкнул его ногой, отвлекая Мерлина от сожалений - не о магии, которую он сотворил, но обо всем, что ему пришлось скрывать. Надо думать, изучение книги далось Артуру не так легко, как тот пытался представить.

- Десять лет, Мерлин. Этого вполне достаточно, чтобы прийти к правильным выводам.

Между ними повисла тишина, которую снова нарушил Артур:

- Я читал заметки Гаюса о его состоянии. Ты был ему хорошим другом, когда он нуждался в тебе.

Поморщившись, Мерлин почувствовал укол вины и знал, что Артур тоже ее ощущает. Они оба были виновны в том, что пришлось пережить другому, и никакая магия не могла это исправить. Артур пережил смерть своего отца - Мерлин пережил изгнание. И маг не был уверен, что хуже.

- Я разрушил целую долину, - пояснил Мерлин. - Я вернулся, когда пришло время.

Артур наклонился вперед, опершись локтями о колени, и смотрел на Мерлина так сосредоточенно, что тот едва подавил желание поерзать, скрываясь от такого пристального внимания.

- Вот почему ты не убил Нимуэ, - тихо заключил Артур и добавил после небольшой паузы: - или моего отца.

Мерлин отвернулся и кивнул, уставившись в огонь. Он вспомнил, как шаманка северной страны отчитывала его за чувство вины и почти улыбнулся. Вивиан тоже бы этого не потерпела и, призвав всю храбрость, которую он приобрел после всего пройденного, услышанного и постигнутого, Мерлин повернулся к Артуру в полной уверенности, что выбрал верный путь, пусть он/тот и оказался не из легких.

В глазах Артура было уважение, и больше ничего.

- У тебя больше силы, чем у меня, - повторил Артур и, несмотря на то, что слова были те же, что и много лет назад, Мерлин ощутил разницу.

Их первый поцелуй был отравлен виной и стыдом - Мерлин помнил, как они отчаянно цеплялись друг за друга, словно могли усилием воли заставить исчезнуть неотвратимо надвигавшееся будущее.

Второй поцелуй, случившийся десять лет спустя, все еще был полон отчаяния и страсти, впрочем, куда более зрелой. Он не был идеальным, но и они не были идеальны, доведенные до предела десятилетием неразделенного желания и полученными в битвах шрамами, о которых никто не хотел говорить - но они оба выжили. И это прекрасно, подумал Мерлин, наблюдая, как сплетаются сияющие нити судьбы, пока пальцы сражались с незнакомыми узлами и застежками.

Мерлин не выдержал и рассмеялся в поцелуй - от нетерпения Артур сдавленно выругался, и скоро они задыхались от смеха, точно двое мальчишек, которым не было дела ни до чего, кроме друг друга. И все же их невинность давно исчезла - Мерлин видел это по взгляду Артура, такому же, как и его собственный. Но это совершенно не помешало Артуру зачарованно улыбнуться, коснувшись щеки Мерлина чуть ниже виска.

- Что ты видишь, когда твои глаза становятся золотыми?

Мерлин попытался подобрать слова, чтобы объяснить, но он провел так много времени, обходясь без них, что не был уверен, что нужные слова вообще существуют. Магия просто была - неотъемлемой частью его самого, и он не представлял, как отделить себя от того, чем он был - чем он стал - так же, как Артур не мог не быть правителем и лидером своего народа.

Он чуть наклонил голову и улыбнулся, позволив магии отмести мантию прочь, и мягко подтолкнул Артура к постели. Артур изумленно рассмеялся, когда их одежда осела на пол, и чуть не выпал из ботинок. Очарованный, он смотрел на Мерлина, не в силах отвести взгляд, когда тот толкнул его на кровать и упал следом.

Соприкоснувшись носами, Мерлин чуть-чуть помедлил, прежде чем коснуться губами губ Артура и показать ему, что он видел, говоря на языке, который знал и понимал лучше, чем какой-либо другой. Артур задохнулся и немедленно перекатился, оседлав Мерлина, обводя комнату изумленным взглядом. “Мерлин”, - потрясенно сорвалось с его губ, и это прозвучало как молитва. Артур зачарованно водил рукой по подушке, по спинке кровати, даже по воздуху - наконец рука добралась до волос Мерлина, которые были значительно длиннее, чем когда они виделись в последний раз. Артур мягко потянул за пряди, закручивая их в прихотливые кольца, и Мерлин знал, что он видит.

Мерлин был так же полон магии, как земля и воздух, огонь и вода, и Артур все не мог прекратить касаться его, но это Мерлин тоже понимал. Хмурое выражение лица Артура озадачило его, пока Артур не взял его за руку, и светящаяся лента на пальце, сотканная из магии, засверкала так ярко, что казалась почти реальной.

“Как мое кольцо”, понял Мерлин, и ответил на невысказанный вопрос Артура всего лишь одним словом:

- Судьба.

Артур не отпускал его руку всю ночь, сжимая так крепко, что Мерлин знал: утром Артур обнаружит след от кольца на своей ладони.